Нечто рифмованное
Просто свалка имени одного автора. Поздние работы внизу. Спускайтесь.
Наднебесный
Сквозь худые доски дома,
Занесенного пургою,
Я с тоской смотрел на вьюгу,
Хоронящую мой мир.
На скрипучих половицах
Я лежал, забытый Богом,
Лоскутами укрывая
Свой тайник звенящих лир.
Под пустыми небесами
Суетливым роем перьев
Всё кружат в воздушном танце
Сотни ангельских писак.
В глубине зеркальных масок
Отражаются их мысли -
Я-то знаю, там творится
Откровеннейший бардак.
Улыбаясь, поднимаюсь,
Расправляю свои крылья -
Бесполезные игрушки
Цвета летних облаков -
И со вьюгой вырываюсь
На простор больного мира,
Что в своем жару бредовом
Навсегда лишился снов.
Побелевшими руками
Рву небесный храм на части,
Распугав небесных куриц,
Вновь играющих в богов.
И живительным потоком
С неба льются наши души -
Потерявшиеся музы,
В людях ищущие кров.
Ослепительным сияньем
Чуть спугнул людей я стайку
(Они глупые такие -
Разбежались кто куда),
Заняла их место белой
Снежной пылью детских сказок
Наднебесным ювелиром
Ограненная вода.
Отрывая свои крылья,
Я над ангелом смеялся:
-Посмотри! Вон над тобою
Твоей жизнью правим мы -
Люд, создавший себе Бога
Для могущественной власти,
Позабывший все законы
Первородной красоты.
-Это грустно, молвил ангел,
Звонко хлопая крылами
Над моею головою,
Загораживая свет:
-Мы, фальшивые владыки,
Сотворившие друг друга,
Так наивно полагаем,
Что над нами власти нет.
Он ушел, а я остался
Возле преданного дома
Своей прошлой тихой жизни,
Перьями кормя огни.
И душа, ладони грея,
Мне шептала: Я скучала.
И, бренча на звонкой лире,
Тихо пела о любви.
27.01.10
Себе
01
Они уходят привычным шагом
Туда, за свеченье пустых фонарей.
Я знаю их. Это забытые Люди,
Уставшие от людей.
Мешая пальцем несладкий сахар
В горячем месиве черных листов,
Надеются в путь захватить откровенья
Тяжелых обыденных снов.
В глазах нет печали, в улыбке нет боли,
В руках лишь лопаты, крошащие лед,
И в рабстве цепей беспокойного сердца
Остался шум вод.
Они рубят землю с надеждой на воздух
Под прорубью в толще стеклянных ножей.
Ваш дом, землекопы, раскинется в душу
На множество этажей.
Забудьте меня, когда шум под водою
Достигнет своих небывалых высот.
Тогда я поверю, что ваши удары
Нашли вам оплот.
О, мертвые звезды, как хочется кинуть
Сияющий факел туда,в глубь души.
Как хочется сжечь восковые лохмотья...
Оставь, не туши!
Если ты еще жив, посмотри на ладони.
Они стерты...За этим стоит наша спесь.
А теперь опусти побелевшие веки
И ответь,
Почему я все еще здесь?
02
Суетился под звездами,
Переписывал правила...
Убери нож от скрипки,
Ты играешь неправильно.
Теми снами, что были,
Не затронуть реального.
Ты не с нами один был,
А теперь вот - стенания.
Забери свои шепоты -
Все равно не услышаны,
Все равно люди бродят
Под стеклянными крышами.
Тебе ночь под подушкой
Свое сердце оставила...
Убери нож от горла,
Ты играешь неправильно.
5.03.10 - 6.03.10
Жизнью по сердцу
В мокрой мгле дрожат лишь тени,
Пена бьет холодным звоном
По металлу и по сердцу,
Отзывающемся стоном.
И за вечность до асфальта
В воздух стук! горячей пулей.
Так же звонко бьется сердце
Тех, кого не обманули.
Так же звонко в небо выдох!
Вдох потонет в океане.
Ты еще живешь собою
И зализываешь раны?
Разбери себя на части,
Дождь сегодня любит мясо.
Как еще до вас добраться,
Потребляющая раса?!
А пока...пешком по лужам,
Взглядом в жизнь! за стену ливня.
Пусть за мною остаются
Искореженные бивни.
Это небо плачет нами.
Лишь поэтому мы живы,
Лишь поэтому мы знаем,
Что мы можем БЫТЬ красиво.
В мокрой мгле дрожат лишь тени,
А в глазах все тает небо
И стекает по перилам
Голубым прозрачным пледом.
Пусть впивается когтями
В душу! в ребра! в кожу! сердце
Со своей безмерной страстью
Частотой, не равной Герцу.
19.03.10
* * *
Напомни, когда мне пора.
Нет, правда... скажи - я забуду.
Я лишь хочу знать время, что обманул я
В объятиях этого сна.
Когда-то мы там, наверху,
Тянули небесные цепи,
Руками цепляясь за полотно Бога,
Дождем отгоняя тоску.
И знаешь, ведь руки стереть
Тогда вовсе не было больно.
Мне жалко лишь сердце, что знает о душах,
Которые нам не согреть.
И солнце потом... и весна,
И глупые певчие птицы,
Что нам так бесстрашно пророчили небо
Все в звездах до дна.
Потом ливень в землю без нас..
Тогда эту землю топтала
Вся пестрая свора зевак в белых перьях,
Точильщики фраз.
И город-чудак за окном,
Охотник до громких мгновений,
И два пустых солнца из зеркала масок
Граненым стеклом.
А в сердце лишь грусть и Она..
Прошу, не смешите, мне больно -
То швы разошлись... Не жалейте. Скажите,
Когда мне пора.
Мне трудно сказать, кем я был
И кем стал, когда вновь проснулся.
Прости меня. Жаль, что тебя я придумал
И в солнечных грезах о Ней позабыл.
30.03.10
Ирония самоистязания
Я пророк,
Пустого сердца позабытый всеми пленник.
Расцарапанные стены. Время. Бремя.
Ваш ненужный одичавший
умирающий божок.
Пойте мне
Чужие жизни. И свои. И те, что могут
Быть моими. Бег по кругу. Руку в руку
В тихой мгле.
Не мечта -
Лишь ее жажда. В облаках остались дыры
От уколов острой лиры в меры мира
Навсегда.
Запрети
Думать о солнце, о глазах, о теплых красках,
Улыбающихся масках, глупых сказках
По пути.
Запрети.
Ведь это будет удивительным соблазном -
В клетку разум, сны о разном...
Запрети!
Я пророк,
Привязан, скован ухмыляющимся страхом.
В чашке сахар прахом. В ранах
Мотылек.
Вновь забудь
Всю чушь, что губы шепчут грифелем по мыслям.
Зубы стисну. Боль и ты с ней. Риск, но
Может, в этом суть?
Убегу.
Иначе - пропасть. Звезды - свет пригретой фальши.
Предсказал погибель. Дальше
Не могу.
Помоги.
Мой выбор - счастье. Но он вычеркнут из списка.
Боль на сердце. Дом не близко.
Отголоски пустоты.
Знаешь, глупо падать низко.
Дай лишь знать, что это ты.
16.04.10
Икары
Скрипучие доски прогнившего мира,
Оставьте нам шанс на безмолвие душ,
Позвольте хоть раз под когтями мессира
Забыть про свой лепет и правую чушь.
Вы знаете, трудно добиться покоя
Под солнцем, не греющим наши сердца.
Спросите у неба. Оно лишь не скроет,
что значит
без света.
без тьмы.
без конца.
Забудьте. Вставайте. Не выдержать тряски
От топота ног по словам вразнобой.
Когда это рухнет, фальшивою лаской
Уже не поладить с бегущей толпой.
Вся правда за нами, дрожит и боится,
И вместе с ней в сердце забилась любовь.
Им вновь опостыло зазубривать лица,
Разбитые танцем по времени в кровь.
Прогнившие доски скрипучего мира,
Укройте нас. Может, немного поспим,
Чуть-чуть отдохнем от забвенного пира
И к солнцу!, Икары,
домой полетим.
21.04.10
Два часа по Цельсию
На часах моих
два по Цельсию.
Время летнее -
стрелки сломаны...
Перегибами
и изломами
Каждый будет гнуть
свою версию.
Каждый будет жить
своей партией.
Можно пешками,
только белыми.
Можно жечь костры
только стрелами
И напрашиваться
на объятия.
Все-равно во сне
больше нет мечты,
Под подушкою
больше нет стихов,
Под чернилами
не хватает слов -
Всё закончилось.
Перейдем на ты?
??.??.10
Никому и остальным
В начале были какие-то лица, но мы отложили их в краешек век с той целью, чтоб видеть и, может, запомнить, как выглядит то, что зовут "человек". В запасе у нас была целая вечность, но время всегда уходило на чушь, а в рыжих лучах предзакатного солнца с живого холста текла черная тушь. Как искренни слезы, что жемчугом влаги смывают миры с теплой кожи лица! Блаженна земля, где соленые капли находят единственный путь без конца. Оставь меня там, где дождусь своей ночи и смело взгляну на тускнеющий свет тех звезд, из которых влюбленное небо когда-то пыталось собрать твой портрет.
А дальше - вдох-выдох, и пар изо рта, шаги по протоптанной кем-то дороге... И горло дерет зазывала-весна, глупцам обещая вакансию Бога.
14.05.10
metamorphosis
Под пристальным взглядом пустых этажей
Снуют миллионы - аморфные боги,
Чей путь - по разметке на серой дороге -
Столь редко приводит их к виду Людей.
С оскалом жемчужного блеска зубов
Они убивают чудесное Древо,
И Древо громадой зеленого зева
Сминает и в землю вгоняет богов.
Под каждым листом - их машины в огне,
Расплавлены цепи, раздавлены дети,
Расставлены вмиг опаленные сети -
Ресницы осыпанных пеплом вождей.
А утром, когда небоскреб доползет
До самого неба, совьет себе кокон
И отрастит крылья с узором из окон
И робко, и тихо меня позовет
И скажет:
-А я теперь бабочка, брат.
Прости меня, я улетаю за ветром.
И пусть буду жить только день, но об этом
Жалеть смысла нет,
за него буду рад.
Тогда, может быть, я, богами томим,
Сошью себе крылья и ринусь за ним.
27.05.10
* * *
Сегодня умер чей-то Бог.
Не знаю, чей. И как, не знаю.
Я лишь почувствовал, как тает
Над серой клетью тонкий смог,
И след, и темный силуэт
Безвольным па, марионеткой
Растаял в танце. И так едко
Бетон и злые стекла клетки
Сводили каждый пируэт.
Бежать так трудно - он не смог.
И на коленях - было больно.
Я видел, как к нему спокойно
По мокрой серости дорог
Ребенок шел. И детский голос,
Что я едва расслышать мог,
Шептал: не плачь, вот новый Бог
Держи, мне мама купит.
Хронос,
Теперь пишу - тогда в висок
Мне сердце било. Понимаешь,
Вчера скончался чей-то Бог.
Не знаю, чей. И как, не знаю.
11.06.10
* * *
Утром
не до предельных возможностей,
фаз отрешенности и отрицания,
страха столкнуться с почти добровольными
сном одиночества вкупе с отчаяньем,
не до желания вывернуть виденье,
ломки по смыслу, бумагу марающем,
едкой ухмылки на граф "исключительно",
не до попыток проЖить настоящее,
не до привычки страдать уникальностью,
смелого вызова быть обязательно
где-нибудь завтра, а дальше до крайности
в будущем только, уже без касательных,
не до ненужности стрелок и города,
что задает свой бетонный массив...
Хватит.
Ты снова со мной. Вновь без повода.
Утро пришло. Значит, я еще жив.
27.06.10
Про мотыльков: сатира с комом в горле
Как-то летом под вечер поэты
Жгли лесами дотла мотыльков
Знать, решили поэты, что где-то
Избежат их душонки оков,
Обретут, наконец, безмятежность,
Пренасытившись светом огня.
Эту бойню так ярко и нежно
Над кострами встречала заря.
Там и мой мотылек был, я знаю.
Я помочь ему просто не смог...
И потом же: всю ночь до утра я
Рыл окопы до сердца и жег
Со стихами бумагу до вони...
И окно приоткрыл лишь слегка...
А тогда ведь я даже не понял,
Что уже потерял мотылька.
А потом он как-будто вернулся,
Впился в кожу, пытался кричать...
Слишком преданный, чтобы бояться,
Слишком маленький, чтобы дышать.
16.07.10
* * *
Следами вечности истоптан старый мир,
Слезами вечно прошлых разговоров,
И вечно будущих людей, поющих лир,
И линиями тропок и заборов.
Кулак сжимает душу - лепестки
На землю упадут - сейчас иль позже,
По лезвию или по теплой коже
Той, что срывает цвет лишь от тоски.
Пусть ветер треплет их - сама беспечность,
А жилки, что сгорят под искрой слов,
Восстанут основанием миров,
Ведь впереди лишь вечность,
Только вечность.
И каждый шаг - последняя печаль,
И каждый шаг свободу мнит соседом.
Лишь лепесток останется тем следом,
Что под собой хранит
заточенную сталь.
4.08.10
Сиамская Принцесса
Сегодня на скромном банкете
Хромая сиамская кошка
Играла неспешно Шопена,
Мурлыча под нос тихо в такт,
Что люди на всем белом свете
Привязаны к лунным дорожкам
В блестящих фонтанах, где пена
Шампанского требует смены
Спектакля на долгий антракт.
Изрядно помятые дамы
Набросились было на кошку,
Такие же ,тьфу, кавалеры
Горланили чушь про зверей.
А кошка, не вникнув в суть драмы,
Болтала своей черной ножкой,
Шутила себе про манеры
И светских, казалось, людей.
Еще только ночью вчерашней
Играла она в царстве Мертвых
Несменно того же Шопена,
Укутавшись в теплую тьму.
Там были опять ее дети
В ошейничках мертворожденных.
Они танцевали. Из плена
Теней не уйти никому.
И там же какой-то бродяга,
Погибший по воле богатых,
Во тьме отдавил её лапу,
Еще не освоившись. Пусть
Её дети вновь были рядом,
С любовью в объятьях прижаты,
Она по привычке жгла лампу,
Слезой шла в обратный свой путь.
Как хрупкие лапы не ныли,
Она возвращалась на землю -
Что сделаешь, если все люди
Ногами так давят на тьму?
Потом она кашляла пылью
И прахом под каменной сенью,
Вдыхала ночной свет всей грудью,
В людскую плыла кутерьму.
И там, на блестящем паркете
Ее невесомые ножки,
Поймав только ноту, пускались
В, казалось, неистовый пляс.
И в этом безумии света
Вела бал сиамская кошка,
И люди, забыв про дыханье,
Свести не могли с нее глаз.
24.07.10
Сны слепого
I
От мышиного сердца до звездного дна
этой ночью - сплошная луна,
будто Космос глазами ослепшего пса
отряхнулся от старого сна.
Под ногами хрустит.
Это может быть лед
или снег, убежавший с небес
от крылатых пророков.
И кто-то идет...
Иисус, поглядите! воскрес.
И идет, и шатается, крест за спиной
обхватив. Так упрямо идет.
Смотрит каждому в лица, но каждый - чужой,
не узнать.
Привыкай. Всё пройдет.
Разожженный костер больно лижет ладонь,
но он теплый - пылающий Зверь,
а Христос сидит рядом, глядит на огонь,
и не может поверить...
Поверь.
Все остатки воды перевел на вино.
Понимаю, привычки сильны.
Так же я до сих пор щурюсь солнцу в окне,
позабытом во мгле пустоты.
Всё, что кружит вокруг - лишь жиреющий звук,
оставляющий прах за собой.
И бродяга кивает.
И прах - тоже Мир -
пусть не помнит всех снов,
но он твой.
12.08.10
II
Я сегодня вновь встретил бродягу.
Или он безнадежно охрип,
или я зря мараю бумагу
в бесконечности порванных кип,
но по-честному, кем бы он ни был,
важно то, кем предстал тогда я...
А теперь по порядку, друзья.
Что мы знаем о хриплых бродягах?
Я - немного. Встречался один.
Не из тех, кто с упрямостью флага
голосят о том, кто победил,
а из тех, кто...ну так, существует
без каких-либо громких причин,
и не просто у жизни воруют,
а сама жизнь ворует у них.
Он мне сразу сказал:
- Я калека,
нездоров и вообще, как во сне...
Я сегодня убил человека,
а ружье оставляю тебе.
Я парировал:
- Что ты за птица?
И за что мир ко мне так жесток,
что подкинул беседу с убийцей?
- Ошибаешься, друг мой. Я Бог.
- Не одно ли и то же..?
- Не знаю.
Я пока что живу в твоем сне.
А пока мы здесь, напоминаю,
что ружье оставляю тебе.
А по следу тебя уже ищут,
и уже не сбежать от оков.
Так и вижу: калека-божище
и орава малюток-божков.
Неудобные путы на руки,
тихий шепот бродяги мне вслед:
- Я порой, чтоб не сдохнуть от скуки,
на патронах пишу твой портрет.
Люди лгут - никуда им не деться,
сколь б ни был стремителен бег.
А ружье я зашил в твое сердце.
А внутри, кстати, пепел.
И снег.
9.09.10
Твои Кошки
Мокрая псина умытого города
С мордой некстати остывшего кофе
Тычется носом в колючую бороду
Бога, разбившего стан на Голгофе.
Нимбы не греют.
Да, лампочки тоже.
Только вот - чудо! - ломаются ложки.
А на стене вновь послание:
Боже,
дай поиграться с клубком!
Твои Кошки
10.10.10
* * *
Полночный бродяга-арфист обесточен.
Уже пущен ток по безликости струн.
А значит все псы своей первой же ночью
свихнулись от тысяч мерцающих лун.
Дружище мой, Хронос, я все твои лица
украсил бы стойким кровавым "сейчас",
но мой револьвер отрастил себе спицы
и день за днем вяжет носки прозапас.
А я под столом с недочитанным Данте
молюсь каждый день на тоскливый рассвет.
Ведь тут до сих пор живут красные панды -
неделя как только увидели свет.
К чему я всё это?.. А, Хронос, послушай..
а сколько в земле тех убитых секунд,
чьи светлые и безмятежные души
усердно готовят для нас свежий грунт?
Молчишь. Мне ведь тоже пошло бы на пользу
оставить сей бред после первых же строк
(и панд заодно), уместить мысли в прозу,
себя поругать (Что за глупый пророк?),
тебе заодно влить смертельную дозу
снотворного "Вечность"..
(как видишь, не смог)
Теперь пусть твое эфемерное завтра
готовится вновь преподать мне урок.
А Цикл с чеширской улыбкой мурлычет,
махая хвостом возле сломанных ног.
31.10.10
* * *
Можешь одеться теплей.
Возьми что-нибудь пожевать на дорогу.
Главное - жить не на скорую ногу,
дабы не биться в пороги людей.
И тогда в путь - в край, где солнце светлей.
Да, вот еще: не забудь про улыбку.
Может, тогда будет легче найти
тело,
по блику,
хотя бы навскидку,
ночью,
во льдине,
в начале пути.
Солнечный свет бьется только в груди.
..и иногда в голове, ну, ты знаешь.
Только вот чаще всего замечаешь
лампочку в небе и руки в крови.
В бренности льдин
я уже не один,
на стенде с рекламой распят паладин.
А золотой ( 958 проба )
Аполлон™
с дипломатом ( 285€ )
трахает жизнь до глубоких седин.
5.11.10
Белоснежка и -8 жизней
Мой маленький бог, что ты сделаешь, если
узнаешь, что самый чернющий хвостатый,
самый дорогоперебегающий,
вечно во всем виноватый,
Светлее пушистого уха вселенной?
Куда побежишь, если некуда ставить
твою псевдо-первую белую пешку?
самую дорогостоящую пешку,
с усмешкой
седьмого из гномов.
Доешь Белоснежку.
О чем написать, если кончилось черное
и белое с ним за компанию кончилось?
Планета в бульоне вселенских масштабов
как корчилась,
так и сейчас так же корчится.
Мой маленький бог, относительно времени
жизнь говорит тебе чуть с укоризной:
Лучше в последней из девяти жизней
Вслушаться в жизнь относительно Жизни.
17.12.10
И тогда Землекоп сказал:
- У меня тут был ад. Ну, знаешь,
это примерно как Бог, заточенный в игральные кости,
когда после проигрыша ты от злости
бросаешь их в урну, берешь молоток..
(потом ты немножко, конечно, не помнишь)
потом ты очнулся, глядишь в потолок
и вдруг понимаешь, что рай для придурка
закончился - больше придумать не смог.
А в урне тем временем теплится Бог.
Такой вот он - ад. Значит, ты уже Меньше,
тебя перерос твой худой кошелек.
И бегло потом на тринадцатой строчке
мелькает заветное слово "курок" -
Отличное средство от всех прочих строк.
Как в ноги безумцам бросалась реальность,
Ты - только подумай! - всю землю изрыл.
Под ногти впивалась не грязь, но туманность
Не звезд, но сочащихся бытностью рыл.
Какое светило действительно светит?
Ведь это не солнце несет небосвод.
Влюбленные лемминги счастливы в смерти,
бросаясь с обрыва в объятия вод.
Из клетки под взгляды тупых канареек,
теряющих перья, клюющих обман
в блестящих кормушках по выдаче денег,
я ринулся с ними в холодный туман.
Я плыл. И рыдал обесцвеченный берег,
не зная, что слезы творят океан.
16.01.11
Трехсекундная философия
Раз
Я Ангел, живу в паре метров от лилий,
за хрупкой стеной меня ждут только стены;
за ними в останках своей человечности,
быть может, сидишь ты и грезишь о вечности,
о счастье без дна, бесконечности в вены
простого мешка из костей, сухожилий
и прочей твоей волокнистой структуры;
"Природа была удивительной дурой"
однажды сказал ты по случаю драки
и сломанных пальцев, не лезших в рукав.
Два
Я Ангел, не помню своей прошлой жизни,
но ты, мой Бог, любишь дарить мне сегодня,
и я отвечаю спокойствием-молотом,
чеканящим наспех молчание-золото
ведь в бедные ваши опухшие головы
так часто врываются воры - до скорого!
ведь после - стокгольмский синдром и желанье
чирикать об этом на каждом углу;
О, брат, мне так жалко твою Тишину!
Три
Я Ангел, и завтра, быть может, успею
стать лишним куском твоего интерьера,
ведь счастье быть здесь и сейчас слишком сильно
сжимает в объятиях девочку Смерть;
и я, о, мой Бог, ни о чем не жалею,
пусть даже моя чуть наивная вера
допустит твой мусорный ящик могилой,
в которой я буду готов умереть.
...
Ты знай, человек, я дарил бы улыбку
тебе каждый день, если б только умел;
Я Ангел. Я был твоей сто шестой рыбкой.
А больше я, брат, ничего не успел.
14.02.11
* * *
Выбелен и молод
стопроцентный город,
запонки искрятся,
языки блестят.
Я за тряпку снова,
и живот распорот,
и его такого
люди не хотят.
Надо было вместо
Я купить котят.
16.02.11
Игра разума
Слышишь?
Тысячекрылое небо,
Я простираюсь от Рима до Рима -
Суть бесконечно решаемый ребус,
Неразрушимая чистая прима.
Слышишь?
Ныряй!
В рвано-рдяное сердце,
В томно-кристальные воды Евфрата,
В рыцарство рабства, в рыдания, в лица,
В капли росы, в неизбежность заката,
В мир, что есть в мире, что в мире, что в мире;
Время не ждет, так и ты не жди времени,
Тысячекрылость над пламенем племени!
Плавали - знаем,
но..слышишь?
По городу -
Топот потопа толпы под штандартами -
Думают планы по каждому поводу,
Стереотипами мнут и стандартами,
Мрут! Повелось, что Вселенной без разницы,
Приобретешь скакуна иль оковы -
Так же язык - с бесконечность - и дразнится,
Рубит с копыт золотые подковы.
Слышишь?
как Вечность болтает на крыше
Ногами, плюется в несчастных прохожих:
Тот был слишком хорошим,
А вон тот - слишком едкий.
Танцуйте, мои распрекрасные детки!
Только
Не вынимайте ноги из стремени -
Вечность не терпеливее Времени.
За тысячу крыльев ушли пилигримы.
От Рима до Рима - рычащие мимы.
"Убит" равно "Мимо"!
27.02.11
В.
Живой или мертвой,
(а лучше - живой) некто В.
снова в розыске сыщиков солнца.
По грязным дорогам
снуют, опуская глаза,
толпы серых сомнамбул-прохожих.
За каждое сердце
в окошках по сдаче души
предлагают не больше червонца.
А в вычурных рамках
на стенах домов и дворцов
почивают не лица, но рожи.
Не думай о людях -
они застревают в мозгу
изощренней острейших коанов.
В итоге от них
остаются лишь только (в земле
или в черепе высохшем) зубы.
Не думай о завтра -
ему, уж поверь, наплевать
на твои твердолобые планы.
В итоге пойдешь
со своими цветами ко дну
целовать бесконечные трубы.
Не грези о счастье -
песком заметает глаза
милый образ, что ты себе мыслишь -
когда будет шанс,
не узришь и под носом того,
что могло бы быть лучше, чем счастье.
Не думай о власти -
тела под твоим каблуком
разрешат пробежаться по крыше,
но падать оттуда
ты будешь быстрей и больней,
в сотнеликость разверзнутой пасти.
Ты знаешь, где Бог, ты
не можешь не вспомнить свой путь,
ты лишь путаешь правду с идеей.
А разница, друг мой,
проста: правда дышит, когда
все идеи давно задохнулись.
И свет, что из сердца
неистово бьется -
пусти! -
он внутри безнадежно тускнеет.
Лишь ты волен сделать
из собственной клетки ружье
и отлить из замков своих - пули.
Стреляй. Пусть все знают,
что пулями можно лечить,
убивая бумажного Бога.
Стреляй. Небо рушится,
вот уже красная нить
обнажает все звезды и ночи.
Стреляй! под ногами
танцуют неистовый вальс
опьяненные ветром дороги.
Стреляй! нам осталось
всего ничего, то есть всё!
Так стреляй! Уже, право, нет мочи.
Все ваши доктрины
рассыпались вмиг на куски,
и по ним пусто бродят пророки.
Все ваши скафандры
остались без бабочек, и
их о скалы швыряет вода.
Нет глупых коробок,
где прятались мелкие Вы -
от них нет ни малейшего толка.
Земля раскололась.
И в огненно-красном Внутри
ждет родная Весна.
Навсегда.
28.03.11
После
Когда отцвели все последние книги,
и подражать солнцу взялись фонари,
покинутый Город проснулся в надежде
увидеть огни настоящей зари.
...
Когда по крышам, как шакалы, носились сплетни о богах,
что, дескать, мир бетонных ульев давно покинут ими стал,
хромой бродяга, не слыхавший
тех слухов, подмостовый галл,
вдруг обнаружил хрупкий город крошащимся в его руках.
И в это время зимний холод движением дрожащих рук
ломал и комкал автострады, кривил ухмылку из домов,
и в предвкушении спасенья из линий пляшущих мостов
вязал банты неумолимый, грохочущий по крышам стук.
Прижав свой город к жару сердца, бежал бродяга, позабыв
и про слабеющие ноги, и про растущую метель,
и он бежал, и становился владыкой тающих земель,
прекрасным богом, босоногим,
звездой Гермеса.
Грянул взрыв.
И он бежал, и слезы тоже, срываясь в вихрь снежных дней
и возвращаясь к своим лучшим из всех известных им начал -
к земле и небу.
Своей ноше бродяга на ухо шептал:
Мой город, бьющийся мой город, стучащий в клеть мои костей,
рыдающий от свиста горла до темноты уставших век,
я расскажу тебе легенду, в семнадцати простых словах:
Когда махина серых улиц взмывает в воздух точно прах,
тогда из груд слепых обломков выходит новый Человек.
И город спал, и небоскребы хрустальной сетью этажей
срывались вниз с груди бродяги и рассыпались по земле,
и тонны тонн подъемных кранов с жирафостью их тонких шей
врезались в травы и врастали ромашками в зеленой мгле.
И фонари, перегрызая металлокаменность столбов,
взмывали в небо светлячками над морем сломанных машин.
И солнце вновь плыло по полю с толпой смеющихся богов,
любовным светом омывая всю красоту их бледных спин.
22.09.11
Создано на конструкторе сайтов Okis при поддержке Flexsmm - накрутить лайки в вк
Только сейчас паг 18 купить на лучших условиях.